Андрей Леонов:«Когда я родился, папа полез целоваться с тигром»
Ровно 10 лет назад холодным январским утром ушел из жизни
талантливый актер и замечательный человек Евгений Леонов. О жизни всеми
любимого российского мастера вспоминает его сын Андрей Леонов.
– Самое яркое воспоминание детства связано у меня с коммуналкой на
Васильевской улице в Москве, где родители жили, когда я появился на
свет. Года через три они получили квартиру на Второй Фрунзенской, где и
прожили практически всю жизнь. Помню, как папа с увлечением строил со
мной паровозики. Вообще все самые ранние воспоминания связаны с играми
и игрушками, он очень много мною занимался.
– А бывал ли Евгений Павлович с вами строг?
–
Наверное, только один такой случай я и могу вспомнить, когда за неделю
я умудрился нахватать столько двоек, что сейчас даже стыдно об этом
говорить. Отец пришел в ярость! Схватил чемодан, покидал туда какие-то
вещи (он даже не смотрел, что берет, и наряду с моей запихивал туда и
свою одежду). При этом он кричал, что, раз я такой, он отвезет меня
сейчас в лесную школу-интернат и оставит там насовсем, а еще лучше,
привяжет в лесу к дереву и уйдет. Его запала хватило на то, чтобы
вытолкать меня за дверь и даже спустить на первый этаж. Правда, все это
выглядело немного по-актерски: вот, дескать, я тебя сейчас!
– И чем дело кончилось?
–
Кажется, я заплакал, и отец меня тут же вернул домой. Да, он был в
гневе, но даже в гневе не мог совершить жестокий поступок. Он вообще
был сентиментальным человеком, любой фильм или книга могли растрогать
его до слез.
– У него были еще слабости?
– Была,
как говорится, «одна, но пламенная страсть» – покушать любил. Мама
готовила борщ и пельмени, а бабушка баловала нас пюре и тефтелями в
томатном соусе. И застолья у нас часто были, и гости собирались, как в
любой хлебосольной семье. Больше всего отец любил картошку с тушенкой.
Он сам готовил это блюдо. Не знаю, откуда у него эта любовь, может, из
голодной военной юности, но он ее просто обожал, и, когда дорывался,
мог съесть много. Эта страсть сказывалась на его фигуре. Но когда мы
говорили: «Папа, у тебя такой живот!», он тут же втягивал его буквально
до спины и спрашивал: «Где ж тут живот? Ничего нет!».
– А свои фильмы он любил смотреть?
–
Смотрел, конечно, но, фанатично уставившись в экран телевизора, не
сидел никогда. Если я с восторгом смотрел какую-то его картину и
начинал задавать ему вопросы или, не дай Бог, говорить какие-то
комплименты, скромно отвечал: «Да ладно, ладно…». А однажды признался,
что с возрастом многие свои роли видит по-другому, и, если бы была
возможность, сыграл бы их иначе – например, ту же «Донскую повесть».
– Актеры обычно говорят, что все работы им одинаково дороги. А особо любимые роли у Евгения Павловича были?
–
Были, конечно. В кино, наверное, Сарафанов из «Старшего сына», та же
«Донская повесть», «Белорусский вокзал», фильмы Данелии. В театре –
Тевье из «Поминальной молитвы», его последняя роль. Часто вспоминал
спектакль «Дети Ванюшина». Гордился, что попал в мюзикл «Человек из
Ламанчи». И в «Ленкоме», у Марка Захарова, он был востребован.
Достаточно востребован…
– И тем не менее у Евгения Леонова было не так уж много ролей. Вам не кажется, что он был достоин большего?
–
Это отдельная тема, мне не очень хочется сейчас ее обсуждать. В Театре
Маяковского он за четыре года сыграл три роли, в «Ленкоме» почти за
двадцать лет – всего пять. Слава Богу, у него было кино, тот же Марк
Захаров снимал его почти во всех своих знаменитых телевизионных фильмах
– «Обыкновенное чудо», «Дом, который построил Свифт», «Убить дракона».
Захаров открыл в отце новое актерское качество, у него он стал играть
интересные роли – деспотов с внешностью добряков. Например, его Вожак
из «Оптимистической трагедии» очень мило говорил: «Еще брезент!» И
убивали двоих – старушку и матроса, которого она обвиняет в краже
кошелька.
– А какой фильм отца больше всего нравится вам? Наверное, как у многих детей Советского Союза, – «Полосатый рейс»?
–
С этой картиной связана интересная история. Дело в том, что, когда я
родился, отец как раз в ней снимался. И радостную весть о том, что у
него родился сын, ему сообщили прямо на съемочной площадке. Он был так
счастлив, что, несмотря на панический страх перед тиграми, полез к ним…
целоваться. Что же до любимых мною отцовских фильмов, то мне, как и
ему, тоже очень нравится «Старший сын», «Белорусский вокзал», «Не
горюй!», «Афоня». Но «Полосатый рейс» и «Джентльмены удачи» тоже смотрю
с удовольствием. Вот вроде бы фильмы эти все уже наизусть знают, а все
равно каждый раз что-то новое в них открываешь. Почему? Да потому что
талантливые профессионалы над ними работали – каждая сцена выстроена,
продумана до самой последней мелочи.
– Судя по вашим рассказам, Леонов был человеком скромным, сомневающимся в себе и своем таланте.
–
Он действительно был сомневающимся человеком. Часто звонил друзьям
нашей семьи, Дубровским, советовался по поводу той или иной своей
работы. Мог, например, у звукорежиссера или осветителя спросить после
спектакля: «Как я сегодня сыграл?» Они говорили: «Хорошо, Евгений
Павлович!» Часто обсуждал свои роли и с коллегами-актерами. И не то,
чтобы он был не уверен в своих силах и совсем уж терял почву под
ногами, просто такая была у него привычка. Часто думал над тем, как
лучше сыграть ту или иную роль. Даже, казалось бы, все уже сыграно,
отработано, а он все равно ищет новые детали, интонации, жесты. Работа
была для него живым, постоянно изменяющимся процессом. А о его
скромности говорит хотя бы тот факт, что отец, уже будучи артистом,
страшно стеснялся… женщин. Он и с мамой-то познакомился, когда ему был
уже тридцать один год. Они познакомились на гастролях театра
Станиславского в Свердловске. Отцу она настолько понравилась, что
буквально через несколько дней он сделал маме предложение. Поженились
они уже в Москве.
– Андрей, есть красивая легенда, согласно
которой Евгения Леонова после первого инфаркта вывел из комы…
театральный звонок. Мол, кому-то из труппы «Ленкома» пришла в голову
идея записать его на магнитофонную ленту и включить в больничной
палате. Это правда?
– Такого не было. Да и откуда в
германской клинике театральный звонок? Это же реанимация, туда вообще
никого не пускали. Исключение сделали только для меня, потому что я
по-русски мог с ним говорить. Он все равно был в коме, ни на что не
реагировал. Но врач сказал: «Попытайтесь. Может быть, он вас услышит».
И целый месяц я с ним разговаривал: что-то рассказывал, объяснял.
Приходилось помогать санитарам его мыть, ухаживать за ним. В тот раз
нам удалось его выходить. Уже через несколько месяцев он репетировал
«Поминальную молитву».
– И в день его смерти, 29 января 1994 года, он должен был играть именно этот спектакль…
–
С утра отец плохо себя чувствовал, поэтому встал гораздо позже обычного
и все время сердился. Завтракать не стал. Начал собираться в театр и
вдруг упал. Врачи говорят, он умер мгновенно… Пришедшие на спектакль
зрители, узнав о смерти любимого актера, несколько часов стояли возле
театра со свечами в руках. В кассу «Ленкома» не был сдан ни один билет…