В "Ленкоме" обещали, что сам Форман приедет режиссировать, и это пугало больше всего - неужто он не понимает, что нельзя дважды входить в одну и ту же воду. Но он, видимо, понимает, и вместо Формана в Москве объявился болгарский режиссер Александр Морфов, хорошо знакомый столичным театралам по постановкам в театре "Et сetera". Его тоже пугало сопоставление с фильмом, и в интервью он всячески подчеркивал, что ставит роман, и даже не вполне роман, а свою фантазию на тему романа. Но если не считать мелких текстовых правок и одной, ничем не оправданной выдумки (в спектакле главный герой Макмерфи весьма неожиданно удовлетворил сексуально неудовлетворенную, по мысли режиссера, сестру Речид), в остальном фантазия режиссера держалась в рамках хорошо известного.

Однако случилось неожиданное. Спектакль не то чтобы перешиб впечатление от фильма, он вполне достойно встал рядом. И теперь мы с законной гордостью можем сказать: "Да, у них есть Джек Николсон, грандиозный по силе и естественности актер, а у нас есть Александр Абдулов, актер не хуже, ему просто не так повезло в кино". Морфов, говорят, хотел, чтобы Абдулов вообще ничего не играл, просто был самим собой на сцене. Это, между прочим, сейчас невообразимо трудно, но Абдулов справился. И не только он, почти все актеры в этом спектакле играют так, будто ничего не играют, просто живут в этом белом, кафельно-решетчатом ненормальном пространстве (сценограф Давид Боровский). Это и Сергей Фролов, блестяще воплотивший заику Билли, и Александр Сирин (Хардинг), и Андрей Леонов (Чезвик), и совсем молодой Дмитрий Гизбрехт в эпизодической роли вечно танцующего психа. И тема, как выяснилось, ничуть не устарела. Конечно, речь о свободе, только теперь о свободе внутренней. Сестра Речид (Елена Шанина или Анна Якунина) здесь вовсе не монстр, она нежна с пациентами, как заботливая мамаша, но и требовательна, как мамаша, она-то лучше знает, что нужно ее неразумным детишкам. И Макмерфи у Абдулова не такой уж задира - мягкая, расслабленная походочка, бейсболка козырьком назад, шутки-прибаутки на каждом слове, он бунтует только тогда, когда что-то не укладывается у него в голове. Почему, например, должна громко играть музыка, когда хочется разговаривать? Здравый смысл он и в психбольнице никуда не денется, если уж есть. Вот только чем все кончается, дело известное. Впрочем, сам финал Морфову не удался, каким-то смазанным получился. Зато ему с помощью Абдулова и всей ленкомовской компании удалось победить наше предубеждение. Это ли не событие?

Александр Абдулов демонстрирует в этом «Затмении» прежде всего свою актерскую свободу, и только благодаря этому достигает результата почти невероятного: ни разу за все время действия даже в голову не приходит сравнить его с колоссальным актером Джеком Николсоном, сыгравшим ту же роль в фильме Формана. Абдулов столь органичен, что порой кажется: шпарит отсебятину. Текст Кена Кизи и впрямь прослоен основательным количеством вписанных во время работы над спектаклем реплик, шуточек и анекдотцев, но ни единое слово, что странно, не режет слух. Все в кассу, все по делу. Видимо, многое придумалось по ходу дела вместе с актерами. Такое всегда чувствуется — если есть командный азарт на репетициях, то и на результате оно неизбежно скажется. Весело работают. Массовка умна и осмысленна, и ни одна собака, как это часто выходит, лицом не хлопочет и шею к герою, замерев посреди сцены и изображая при этом страшную заинтересованность, не тянет. Сергей Фролов (застенчивый девственник Билли) сыграл, возможно, лучшую из своих ролей, да и Андрей Леонов в роли Чезвика на высоте. Режиссер Морфов – настоящий умница. Он сделал все, чтоб актеры не слишком увлеклись психиатрической патологией. Все в этой психушке почти столь же нормальны, как и те, что сидят в зале. Но каждый и несчастен по-своему. Грустно смирившись с тем, что они сдвинутые, они вручили свою жизнь тем, кто умнее. Но излечить их всех вместе с нами может не медсестра Рейчел и не ловкие санитары, а только одно – желание почувствовать себя свободным.

Вождь - Сергей Степанченко, индеец, по собственной воле замолчавший на долгие годы, лишь своей внушительной монументальностью напоминает гордого обитателя резервации. Но знакомой, отечественной мужской основательности, равно как и тайной непредсказуемости, в нем больше. Важный момент - ленкомовские актеры играют не психическую аномалию, но именно уникальность каждой отдельно взятой человеческой личности. Играют тонко, даже акварельно: и Андрей Леонов - Чезвик, и Иван Агапов - Мартини, и Александр Сирин - Хардинг, и Виллор Кузнецов - Скэнлон. Аномалии психики, впрочем, просвечивают в какие-то моменты у каждого из героев, но именно так, как это, скорее всего, и бывает на самом деле: вот человек как человек, однако внезапно съезжает какой-то невидимый винтик, и становится не по себе. Где заканчивается индивидуальный мир, укладывающийся в рамки нормы, и начинается сдвиг, не знает на самом деле ни один специалист по психиатрии, и именно эта тончайшая материя отыграна в "Затмении", именно она отзывается в зрительской душе щемящей нотой сострадания. Пожалуй, у Сергея Фролова - Билли недуг его персонажа выглядит яснее, чем у других, ибо проявлен в скованности движений. Но Билли - Фролов при этом один из самых ярких и самых трогательных образов спектакля, актер поразительно сочетает в игре точное наблюдение и высочайшую степень человечности.

Играет Макмерфи Александр Абдулов. И делает с собой вещь почти невозможную. Будто смыв аляповатый грим дурных сериалов и чудовищных тусовок, он высвечивает в этой роли свое истинное лицо - лицо старого и настоящего актера. Вот его герой взрывается после запрета на футбол - и, глядя на появившуюся на экране вместо игроков физиономию медсестры, подскакивая на стуле, как болельщик на стадионе, кричит на нее, как на оплошавшего игрока, азартно, отчаянно и гневно. А вот ошеломленно затихает после бунта, поняв, что его могут оставить в заведении навечно - и кидается ручками-ручками собирать разбросанный мусор; у него есть и опыт проигрыша, у этого Макмерфи, и на лице у актера - опаска и картинная почтительность старого зэка. Вот устраивает вечеринку и покровительственно наблюдает, как приглашенной им девушке по вызову все-таки удается утащить в постель зажатого и закомплексованного девственника Билли, всю жизнь которому испортила мать своим чрезвычайным контролем (в ухмылке Абдулова - ни капли похабщины; и две тонны совершенно неожиданной доброты). Нельзя сказать, что спектакль - бенефис Абдулова, весь актерский ансамбль очень хорош (и Сергей Степанченко, и Андрей Леонов, и Сергей Фролов, и Виллор Кузнецов, и Александр Сирин, и Иван Агапов), но спектакль держится на нем и им прославится.

Я не могу винить ни одного из актеров в неорганичности, каждый из них хорош и сам по себе, а Билли (Сергей Фролов), Чезвик (Андрей Леонов) и Вождь в исполнении мощного Сергея Степанченко - просто выше всяких похвал. Но, увы, этого недостаточно, чтобы спектакль "задышал" полной грудью. Ему не хватает той боли, той ярости, чем был так силен фильм Милоша Формана.

Ужас и болезнь «убраны» на периферию спектакля. Внимание и пространство были отдано н е с у м а с ш е д ш и м. Униженный сознанием физиологической неполноценности, гордый и богатый Хардинг – Александр Сирин. Задержанный матерью-ханжой в нормальном мужском развитии мальчик-переросток, заика Билли – Сергей Фролов. Подозревающий всех в невнимании к себе Чезвик – Андрей Леонов. Занятый изобретением сверхбомбы Скэнлон – Виллор Кузнецов. Раздираемый сомнениями Мартини – Иван Агапов. Роли пациентов-добровольцев сыграны отлично даже теми, у кого совсем мало текста и сценического времени.

Все хохмы и заигрывание с залом прекращаются, когда больные впервые сбиваются тесной группкой вокруг Макмерфи: мрачный Хардинг (Александр Сирин) знакомит его с распорядком, трусливый Чезвик (Андрей Леонов) ворует у него карты с порно-картинками, двухметровый Вождь (Сергей Степанченко) водит шваброй по полу, заика Билли (Сергей Фролов) строчит на всех доносы, а Мартини (Иван Агапов) ругается с кем-то невидимым. Невдалеке причудливо и бессмысленно извивается долговязый «овощ» по кличке Нижинский (Дмитрий Гизбрехт)…