Видишь ли, Андрей, я всегда любил и люблю играть с молодыми актерами.
Теперь, когда я узнал о твоем решении идти в театральный, я захотел для
тебя определить общие черты молодых актеров сегодняшних, черты стиля их
работы, черты общего облика, чем они отличаются от предыдущего
поколения.
Хотя понимаю, что сделать это непросто.
В нашем театре имени Ленинского комсомола есть немало актеров старшего
поколения, но большинство - молодежь.
Ко мне они относятся хорошо, часто спрашивают, советуются, говорят: "Мы
у вас учимся".
Но им, как мне кажется, иногда не хватает терпения, трудолюбия.
Бывает, что, когда я у режиссера что-то свое отвоевываю, выясняю,
спорю, вижу, что кое-кого из них раздражаю.
А я думаю, что им это в первую очередь должно быть интересно.
Одна актриса даже так и сказала: "Евгений Павлович, вы все о системе
Станиславского, но это уже прошлое", и сказала таким тоном, что я
почувствовал, что она была уверена в поддержке и совсем не ожидала, что
на нее тут же набросятся.
В другой раз я попытался сделать одному актеру замечание: монолог у
тебя недоделан, а он: "Так режиссер просил", я: "Ну, извини".
Нельзя относиться бездумно, нельзя торопиться: "Давай-давай!"
А что давать, когда сцена не разобрана.
Правда, есть режиссеры, которые не любят разбирать пьесы, искать
атмосферу, но я думаю, этого требует литература, над которой работаешь.
Без этого невозможна вся дальнейшая работа над спектаклем или фильмом.
Огромна роль литературы, она первооснова.
Здесь, на съемках "Старшего сына", я с удовольствием наблюдаю молодых
ребят.
У нас есть атмосфера, мы фантазируем вместе, и пацан может мне сказать,
что я не прав, и мы начинаем вместе выяснять и вдруг видим -
получается.
Выходило чаще, правда, что я прав, потому что Вампилова нельзя решать с
ходу, он требует, чтобы в нем разобрались.
У меня, ты знаешь, в роли много слов, и, если их ни на что не посадить,
они останутся словами, поэтому ищем точные действия, неожиданные
повороты.
Еще меня настораживает упоение успехами.
Все таланты, а как попадается серьезная пьеса, выясняется, что мы ее
играть не можем или стараемся спрятаться за режиссера: музыка, песни,
свет, мизансцены.
Не все молодые понимают это и приписывают успех своему исполнению.
Я пытаюсь это им объяснить, но иногда чувствую, что они не слышат меня
- и я боком-боком на третий этаж, как Ванюшин.
Страшно в искусстве самодовольство, которое все отвергает.
Я в такой степени привык сомневаться, пробовать, искать, что нашел в
этом творческую радость, потому что это помогает преодолеть пределы
узкого моего направления.
Я помню, как в Театре имени Маяковского я готовился к репетиции: думал,
обдумывал, волновался.
Мы все были там учениками: Гончаров умел выбивать стул из под всех
скопом.
И это было допингом, заставляло внутренне собираться.
Как видишь, дружочек, у нас с тобой проблемы общие: как быть? кем быть? Быть или не быть?
Никуда от них не скроешься, для людей искусства они неизбывны, в любом возрасте, каждый час жизни.
